Литагент «Ридеро» - И снег приносит чудеса
Контрасты были её коньком. Больше всего ее раздражало, что «сегодня он один, а завтра – другой». Нет мил человек, раз родился ты ублюдком, так и не притворяйся хорошим. У нас хороших пруд пруди!
Изольда Леонидовна Артоболевская в людей не верила. Еще с детства, когда ее в первый раз накормили не пельменями, которые она безумно любила, а невкусными варениками с картошкой! Это было предательство человечества во всей его красе. Добило ее то, что в предательских варениках дважды попался ей ненавистный вареный лук. О боги! Даже сейчас, когда они вспоминает это, мурашки бегут по ее худому высохшему от злобы телу. От злобы? Вовсе нет! Изольда Артоболевская всегда в прекрасной форме! В прекрасной, я сказала! Психологи большинства направлений уверены, что все проблемы человека тянутся от детства. От невыраженных чувств, невысказанных эмоций. Бывает что от простого стеснения в детстве человека так скрючивает во взрослом возрасте, что человек, осознав это, лечится потом годами от детской травмы. Изольду не скрючило, а наоборот, излишне выпрямило. Она ходила всегда с идеально ровной спиной. Уроки классического танца, многочасовые репетиции у станка давали о себе знать.
Пельмени, оказавшиеся невкусными варениками напоминали о себе не только в моральном плане, но и в физическом. Изольда научилась не есть целыми днями. Похудела. В какой-то мере это пошло на пользу организму, но доброты ее характеру не прибавило точно.
– Изольда Леонидовна, давайте с вами найдем общий язык, – говорил ей Иван Силыч, намекая на вечную дружбу. – Аркаша – художник, человек творческий, рассеянный. Птица, так сказать, высокого полета.
– Высокого? – презрительно переспрашивала Артоболевская. – Высокого полета только лебеди бывают, а лучший лебедь в Москве по Патриаршему пруду плавает! И тот – с подрезанными крыльями! А вашему ощипанному воробью я не позволю портить мне заслуженную старость.
– Ну давайте без оскорблений, – снова настаивал на своем Иван Силыч.
– А кто его оскорбил?! Зовите комиссию! Я в любом суде докажу, что это комплимент! Ненавижу всех этих творцов! Натворили! В стране бардак! В искусстве все умерли! В спорте – одни дырки! Ненавижу всех. Никого нет! Всю жизнь испортили, поганцы! Каждый, каждый – поганец! Гнать всех! Гнать!
Однажды Серафима Москвовцева в пылу спора крикнула ей:
– Изольда Леонидовна, а вы любили когда-нибудь?
И это был удар под дых. В самое солнечное сплетение. Изольда задохнулась от гнева. Ополоумев, она, словно серая рыба на песке, ловила ртом воздух. Сказать она ничего не могла от избытка чувств, но два лазерных луча из глаз испепеляли все вокруг, оставляя выжженную солнцем пустыню Невада вокруг себя.
В этой пустыне стояла милая балеринка Изольда, обиженная на весь мир. Мир, полный врагов и предателей. Злых троллей и серых волков. Спасти её тогда мог только один принц. Его звали Артур. Он приехал с родителями из Риги. В его больших черных глазах утонули все девочки хореографической студии. Никакой гран батман не мог отвлечь девчонок от мыслей о прекрасном Артуре.
– Деми плие, гран плие, батман тандю… – командовала Майя Михайловна. Но девочки думали только о нём. В перерывах, когда было всего две минутки, чтобы сделать массаж стоп и прополоскать рот, юные танцовщицы успевали и поспорить, и помечтать. Каждой мнилось, что вот возьмёт Артур ее за руку, и поведет на сцену самого Большого театра в мире.
– Сюр ле ку де пье, батман фраппе! – летела по залу команда, билась в зеркальную стену, как пчела, залетевшая в дом.
Сколько было поцарапано милых подружечьих лиц, сколько слез выплакано в борьбе за свое мимолетное счастье. Минуты работы у станка, складывались в часы, часы в дни, месяцы в годы. Изольде казалось, что прошло столетие, прежде чем Майя Михайловна поставила их в пару. Вот он миг триумфа! Станцевать и умереть, что еще нужно? Высшая цель достигнута – сладкая месть глупыхам. Мой Артур! Артур мой!
И вот кружится она по сцене. И выходит он, рыцарь мечты и король глиссада! Зал замер, стих каждый боится пропустить даже частичку чуда мимо своих глаз. Девочки боятся моргнуть – вдруг упустят самое интересное!
И вот она уже чувствует его теплые сильные руки сквозь белоснежную пачку. И вот! И раз! Прыжок! Поддержка!..
И как в замедленном сне чувствует Изольда, что падает мимо крепких рук принца. Падает в бездну, в пустоту. Звуки остановились, время стоит на месте, медленно растягиваются в улыбки рты завистливых подруг…
Падает Изольда криво, некрасиво, разляписто. Артур, конечно, сразу оказывается у ее ног. Он бит, виноват, смятён. Готов целовать пуанты. Но зачем ей нужны извинения? К чему эта показуха? Ее опять предали – вот факт. Все остальное – отговорки. Плачь Ла Скала! Рыдай Ковент-Гарден! Bolshoi Theatre, облейся горючими слезами! Больше никогда, никогда, никогда – она не позволит себе такого позора. Никогда она не выйдет на сцену, которая так предательски повела себя с ней. Которая подарила ей королевского принца, а потом так ловко дала пощечину. Прощай, любимый балет! Берите себе этого увальня, вчерашние подруги! Мне нечего делить с вами, судьба отняла у меня всё!
Вся жизнь промелькнула у Изольды Леонидовны перед глазами. Воспарила и разбилась, как звезда в темном августовском небе. И теперь эти ничтожные люди смеют спрашивать, любила ли она?!
О чем думал, Иван Силыч, когда ехал в душном вагоне метро утром? О том, что зло двулико и коварно. Изольда может быть мягкой и душевной, может быть стервой и старухой-процентщицей. Как искоренить старуху – добавить решимости и спокойствия. Как растворить стерву – дать старухе любви. Простой рецепт, но лекарства по нему в большом дефиците.
Изольда Леонидовна не была сумасшедшей, она была человеком, потерянным для теплоты и радости. С лечением нужно быть аккуратнее. Простой передоз – и парни из спецбригады отправят ее на медикаментозное лечение. Диагностируют у нас прекрасно, не всегда так же хорошо лечат.
– Эх, Изольда, при других обстоятельствах была бы ты у меня девкой покладистой. Но теперь уже опоздала, – говорил Иван Силыч, поглядывая на витиеватую тройку на железной двери. Через мгновение ему придется войти туда, а оттуда либо на щите, что вероятнее всего, что со щитом – что возможно, но после этого мир никогда не станет прежним.
Иван Силыч помедлил еще немного, прочитал молитву, какую знал, и потянулся к дверному звонку.
На звонок никакой реакции не последовало. Иван Силыч тихонько толкнул дверь, она подалась, но раздался такой режущий ухо скрип, что Иван Силыч невольно зажмурился. Открыть глаза его заставил резкий крик Изольды Артоболевской: «Поли-и-и-иция! Гра-а-а-бят!» Изольда выскочила в прихожую с длинной палкой в руках. С головы свисал сбитый на бок серый чепец. Синий халат с красными розами развевался от сквозняка. Выглядела она в этот момент, как царица амазонок Лисиппа, которая наводила страх и ужас на древнегреческих мужчин и была знаменита тем, что везде провозглашала свой девиз «пусть мужчины занимаются домашними делами, а женщины должны править и сражаться!».
Амазонка разбежалась, копье просвистело прямо над головой Ивана Силыча. Троянские воины не видели такой мощи и такого напора. Не могла бы выстоять Троя под ударами судьбы, приди к ним Изольда Артоболевская в гневе и копьем в руке.
– Изольда Леонидовна, – кричал Иван Силыч, уворачиваясь.
– Я вас всех посажу! Су… Са..Соседи-и-и! – кричала Артоболевская в приступе злобы, размахивая палкой.
Иван Силыч понял, что этот ад можно остановить чем-то неожиданным. В тот момент, когда рука Изольды уже тянулась к его горлу, краем глаза он заметил небольшую керамическую вазу на этажерке в прихожей. В дальнейшей сцене все персонажи действовали почти одновременно. Иван Силыч схватил вазу и бухнул её на пол – ваза вдребезги. Изольда схватила Ивана Силыча и хитрым броском бухнула его на пол. Он ударился лицом и почувствовал боль в локте. В глазах потемнело. Завершающая точка этой схватки оказалась тяжеловата для субтильного Ивана Силыча – Изольда Леонидовна рухнула сверху, не выпуская его запястья из своих цепких рук.
– Иппон!– рявкнула старуха. Это была оценка чистой победы, проведенной борцом дзюдо, мастером спорта Советского Союза Изольда Артоболевской. Не хватало только аплодисментов, которые уже звучали в её старушечьих ушах. Точно так же, как звучали они когда-то в Лужниках.
…Потерпев фиаско на балетных подмостках, Изя ушла из хореографической студии с гордо поднятой головой, накрепко усвоив несколько уроков. Теперь она навсегда возненавидела балет, имя Артур и всех мужчин сразу. Оказывается, обменять чистую девичью любовь на слепую ярость – это так же легко, как ломать тонкую корку льда на едва замерших лужах по утрам в ноябре. Нужно просто наступить – хрясь! – и вся эта перламутровая красота рассыпается на кусочки, которые через пару секунд уже плавают в некрасивой холодной жиже. Холодную жижу слёз она размазывала по лицу накануне, когда обиженная на весь мир, осмеянная галеркой и униженная сердечным принцем, шла по темным улицам. Слезы покидали душу маленькой Изи, но вместо них в тот момент вселялась в неё непоколебимая мощь Изольды. Уверенной в себе Изольды! Непобедимой Изольды! Страшной Изольды! И Изольды бесноватой! Отныне этому миру по-настоящему угрожала только она. Изольда, Не Прощающая Обид! Трепещите обидчики! Лисиппа, Ипполита, Антиопа – великие амазонки, я с вами. Мы построим новую Фемискиру! Да пребудет сила с великими воительницами! Помните, как называли нас безумные скифы? Ойорпата, что на языке эллинов означает «мужеубийца», так как мужчин они называли «ойор», а «пата» означает «убивать». Еще Геродот сокрушался, как амазонки перебили эллинов, после битвы при Фермодонте. Перебили прямо в море, смешав солёную воду с солёной кровью! Нисо
